Любопытно, думал Сэм, бывала ли она уже замужем. Он знал, что у него никогда не хватит духу задать ей прямой вопрос. В конце концов, его это не касается. В первый вечер, когда они сидели и ждали возвращения Оскара и Элфриды из гостей, она рассказала немного о себе — ничего особенного, никаких подробностей. После того разговора у Сэма осталось впечатление, будто между ними — запертая дверь, и ничто не сможет убедить Кэрри приоткрыть ее.
Относительно Люси она была более откровенна.
Рассказывала она и о своем отце, ее голос звучал тепло, а прекрасные глаза сияли. Она воодушевилась и поведала немало. Отца звали Джеффри. Он жил в Корнуолле со своей второй женой, которая была значительно моложе его.
— Он изумительный, — призналась Кэрри, — и я не знаю человека более доброго. Он был несчастлив с моей матерью, но оставался в семье, пока мы, моя сестра Никола и я, не стали взрослыми и самостоятельными. И только тогда он ушел и стал жить с Сереной. Если бы отец Люси был таким же, как Джеффри, все для нее сложилось бы иначе. А Джеффри всегда был для меня не только отцом. Он был моим лучшим другом. С ним обо всем можно было говорить, он меня поощрял и подбадривал. Я знала, что с такой поддержкой добьюсь всего, чего пожелаю. Всего.
Но когда-то, где-то, что-то у Кэрри пошло вкривь и вкось, и об этом она Сэму рассказывать не собиралась. И чем меньше она о себе говорила, чем больше что-то скрывала, тем сильнее он жаждал узнать. И недоумевал: может быть, то, что он так на этом зациклился, и есть начало любви? Иначе почему ее скрытность так сильно его волнует? Но какой смысл влюбляться в женщину, столь глубоко преданную своей работе и своей странной семье? Женщину, которая никогда не согласится все бросить и жить с Сэмом Ховардом в Северной Шотландии? Тем более что он еще не развелся с Деборой.
Горацио зашевелился и взвизгнул: он замерзал. Сэм тоже замерз, но не двинулся с места. Взглянув на небо, он увидел, что розовый цвет уступил место красно-золотому ореолу, из которого неудержимо рвались огненные стрелы. И над голыми холмами, окаймлявшими далекий залив, показался сегмент оранжевого солнца. Ослепительный свет коснулся морских волн, разогнал тени на песчаных дюнах и поглотил всю тьму неба, так что на глазах оно превращалось из сапфира в аквамарин.
Сэм смотрел вверх, потеряв всякое чувство времени, ожидая, когда оранжевый шар выплывет на небо с обратной стороны мира. Как всегда, чудо рассвета потрясло его словно в первый раз, и он позабыл, что замерз. Огненная игла маяка сразу погасла. Начался день, и уже завтра дни будут становиться длиннее, а потом начнется новый год, и Сэм не мог даже мысленно представить, что он таит для него в тайниках грядущего.
Он быстро зашагал обратно по узкой тропинке между покрытыми снегом площадками для гольфа. Туман рассеялся, и бледно-голубое небо совсем очистилось. К тому времени, как он дошел до первого дома, утро уже вступило в свои права: сновали туда-сюда машины, открылись магазины, и первые покупатели уже выходили из дверей с корзинами и сумками. Мясник сметал снег со ступеньки, молодая мать везла закутанного ребенка на маленьких деревянных санках.
Сэм проголодался, как волк. Войдя в дом, он понял, что жизнь здесь уже бьет ключом. Сверху доносился шум пылесоса, и женский голос на свой собственный лад распевал старую битловскую песенку.
«Да, я люблю тебя, люблю».
Почтенная миссис Снид, несомненно, решила выгнать их всех из дому.
Из открытой двери кухни вырывались свет и волнующие запахи бекона и кофе. Сэм снял с Горацио ошейник, потом повесил свою куртку и вошел в кухню. Там была только Кэрри. Она пила кофе и читала «Таймс», но оторвалась от газеты и посмотрела на Сэма:
— Доброе утро.
В тот первый вечер, всего два дня назад, когда он так некстати возник из темноты и снега, сжимая в руке ключ, полученный от Хьюи Маклеллана, его потрясла неожиданная встреча с красивой девушкой, открывшей ему дверь. Тогда она только встала с постели после простуды и выглядела бледной, хрупкой и чрезвычайно уязвимой. Он и сейчас считал ее потрясающе красивой, но теперь болезнь осталась в прошлом. В это утро на Кэрри был красный шерстяной свитер. Яркий цвет подчеркивал ее живость, природный блеск здоровья, и она показалась Сэму еще привлекательнее, чем обычно. Он почувствовал неудержимое желание дотронуться до нее, нет, схватить ее в свои объятия, целовать, забыв обо всех возможных преградах, и говорить, говорить, говорить.
— Хорошо прогулялись?
Сумасшедшее желание благовоспитанно свернулось клубочком:
— Пожалуй, мы ушли слишком далеко. Горацио выбился из сил.
Пес жадно, звучно пил, расплескивая воду на пол.
— Вы, наверное, замерзли.
— Нет, я на ходу согрелся, но есть хочу зверски.
— Есть жареный бекон.
Она опустила газету на стол и встала.
— Я догадался по запаху.
— Сейчас сварю свежий кофе.
— Кэрри, я сам все могу сделать.
— Нет.
На подогревателе стояла тарелка, прикрытая сверху другой. Кэрри надела кухонные рукавицы, подняла верхнюю тарелку, поставила ее на стол ловким, немного торжественным движением, и он увидел не только бекон, но яичницу, сосиску и тушеный помидор.
— Я тоже все умею. Ешьте.
Сэм несколько удивленно взглянул на нее.
— И кто же все это приготовил?
— Я. Решила, что вы проголодаетесь.
Он растрогался.
— Какая же вы милая.
— Это нетрудно.
Сэм сел и намазал маслом ломтик подсушенного в тостере хлеба.
— А где остальные?
Кэрри налила в чайник воды и включила его в сеть.