— Вот мама так и считает.
— Тем лучше для нее.
— Мне в тысячу раз приятнее быть здесь, чем во Флориде. Здесь настоящее Рождество. Правда, оно будет настоящим?
— Я надеюсь, Люси. Но не уверена. Подождем — увидим.
— Оскар!
Оскар, расположившийся возле камина, поднял глаза от газеты.
— Да, дорогая…
— Оставляю тебя в одиночестве.
— Навсегда?
— Нет, примерно на полчаса. Я позвонила Табите Кеннеди и еду к ней, чтобы взять напрокат бокалы для нашей вечеринки. У нее несколько запасных наборов для рождественских визитов прихожан, и она сказала, что мы можем на них рассчитывать.
— Как мило с ее стороны.
— Придется взять машину. Буду ехать со скоростью пять миль в час и очень осторожно.
— Хочешь, я поеду с тобой?
— Если ты сам этого хочешь.
— Я предпочел бы остаться тут, но готов тебе помочь.
— Может, лучше, когда я вернусь, поможешь мне выгрузить коробки из багажника и внести в дом?
— Конечно, позови меня. Между прочим, почему так тихо? Где все?
— Сэм с Кэрри поехали в Бакли. А Люси закрылась в мансарде, завертывает рождественские подарки. Если хочешь, можешь немного погулять и взять с собой Горацио. Снег перестал.
Оскар не выказал особого восторга по поводу этого предложения.
— Может быть, — неопределенно сказал он.
Элфрида улыбнулась, потом наклонилась поцеловать его.
— Будь осторожен, — сказала она, но Оскар уже углубился в газету.
На улице дул холодный злой ветер. Закутавшись — в сапогах, в пальто-накидке и шерстяной шапке, — Элфрида вышла из теплого дома и поежилась. По небу неслись облака, в морозном воздухе кружили чайки. Машина Оскара была укутана снежным покрывалом. Элфрида рукой в перчатке смахнула слой снега с ветрового стекла, но под ним был лед, поэтому она села, запустила двигатель и включила обогреватель. Вскоре по стеклу потекли струйки воды, заработали дворники и образовались два сектора чистого пространства. Она осторожно двинулась вперед, медленно проехала по улице, потом свернула на дорогу, ведущую по холму к дому священника. Проезжую часть уже посыпали песком, и Элфрида без всяких происшествий благополучно достигла цели.
Она остановилась у калитки, протоптала тропинку через палисадник, счистила снег с сапог, ступила на крыльцо, нажала кнопку звонка и отворила внутреннюю дверь.
— Табита!
— Я здесь. На кухне.
Дом уже принарядился к Рождеству. У подножия лестницы стояла елка (не очень большая), украшенная блестками и звездами. Сверху фестонами свисали бумажные цепи (как видно, прошлогодние). Из открытой двери в глубине прихожей появилась Табита, в фартуке, волосы стянуты на затылке тугим узлом.
— Элфрида! Как я рада вас видеть! А я совсем захлопоталась. И только что сварила кофе. Входите скорее и закрывайте дверь. Вы пешком?
Элфрида расстегнула пальто и повесила его на перила лестницы.
— Нет, набралась храбрости и приехала на машине. А иначе нельзя — две коробки я бы не донесла. Поскользнулась бы и разбила все бокалы, да еще бы ногу сломала в придачу. — Она последовала за Табитой на кухню. — Какой, однако, вкусный запах!
— Я пеку. Сладкие пирожки, булочки с сосиской, два торта и несколько песочных коржей. Вообще-то я люблю печь, но Рождество — это вам не шуточки. Вожусь с раннего утра, и еще надо сделать прослойку и пропитать торты коньяком. А рождественский пирог надо поставить в холодильник и отварить ветчину. Дело в том, что в эти дни к нам заходит множество прихожан — с поздравительными открытками, с подарками Питеру, и всех надо пригласить в дом, напоить, накормить, хотя бы из благодарности.
— Вы так заняты, а я неожиданно вторглась — прошу прощения.
— Вы нисколько мне не помешали. Я хоть посижу и отдохну пять минут. — Табита налила кофе и поставила кружку на стол. — А вообще-то мне ужасно хочется удрать из дома. Погулять бы по берегу или покататься на санках, сбросить с себя все заботы, а не торчать у плиты из-за этих праздников. Наверное, праздники не были задуманы как тяжкий труд. Каждый год я даю себе слово упростить всю эту церемонию и каждый год все больше ее усложняю.
От кофе исходил такой дивный аромат, что Элфрида поддалась уговорам хозяйки и села к столу. Кухня в доме священника была оборудована, пожалуй, не менее старомодно, чем в Усадьбе, только выглядела куда веселее: двери украшали рисунки Клодэг, а старый стол был завален какими-то бумагами и фотографиями. Ясно было, что это царство Табиты, где она не только варит, жарит и кормит семью, но и организует свою деловую жизнь — звонит по телефону, пишет письма. Сейчас она налила кофе себе и села по другую сторону стола.
— Ну, рассказывайте новости. Что происходит в вашем семействе?
— Ничего особенного. Оскара я оставила за чтением газеты, Сэм и Кэрри поехали в Бакли осмотреть шерстяную фабрику.
— Сэм — это тот таинственный незнакомец, который возник из снежных хлопьев? Он все еще у вас?
— И останется с нами на Рождество. Погода стоит ужасная, и ему никуда не проехать.
— Боже, как грустно! Они с Кэрри подружились?
— Кажется, да, — осторожно ответила Элфрида.
— Очень романтично.
— Табита, он женат.
— Тогда почему он без жены?
— Она в Нью-Йорке.
— Они в натянутых отношениях?
— Кажется, расстались. Подробностей я не знаю.
— Ну и ладно, — философски заметила Табита. — Мало ли что бывает.
— Даже не верится, что мы с ним так недавно знакомы. Кажется, что мы все живем в одном доме уже не один месяц, а на самом деле прошло лишь несколько дней. Как бы там ни было, но завтра вечером вы познакомитесь и с Сэмом, и с Кэрри. У нас в Усадьбе от шести до восьми вечеринка.