В канун Рождества - Страница 129

129

— Значит, снежное Рождество отменяется?

— Вместо снежного и морозного будет снежное и сырое. Дорога на Инвернесс снова откроется.

— И вы сразу исчезнете?

— Нет, — он покачал головой. — Меня пригласили на Рождество, и я остаюсь. Да и ехать-то мне некуда. Но на следующий день после Рождества я с треском хлопнусь с небес на землю, соберу пожитки и… в путь. — Он грустно улыбнулся. — У меня такое чувство, будто каникулы кончаются и надо снова идти в школу.

— Не огорчайтесь. Впереди еще масса развлечений. Во-первых, вечеринка, которую устраивает Элфрида.

— На ней я должен быть непременно. Обещал приготовить сухой мартини.

— Только не слишком крепкий. Не хватало нам какого-нибудь бесчинства. Представляете, леди Эрскин-Эрл отплясывает лихой шотландский танец с Артуром Снидом?

— Страшная картина.

— Когда… когда вы приедете в Инвернесс… вы там надолго останетесь?

— Нет. На следующей неделе мне надо быть в Лондоне. Пару дней перед Новым годом главная контора будет открыта, и Дэвид Суинфилд устраивает совещание. Потом, я думаю, снова в Швейцарию. Сюда вернусь не раньше двенадцатого января.

— А мы с Люси улетаем третьего. Утренним рейсом. — Кэрри закусила губу. — Стараюсь об этом не думать. Люси будет чувствовать себя несчастной, и я не знаю, что сделать, чтобы ее ободрить. Не хотелось бы мне оказаться на ее месте. И свобода, и все радости в жизни остаются здесь, а в Лондоне — надоевшая квартира и мать, которая не слишком ей обрадуется.

— Неужели все так плохо?

— Да, Сэм.

— Грустно. Надо купить ей какой-нибудь приятный рождественский подарок. Чего бы ей хотелось, как вы думаете?

— Как, вы еще не купили подарков? — изумилась Кэрри.

— Вы же знаете, у меня совсем не было времени. Завтра поеду в Кингсферри и все сделаю.

— Завтра? Там будет светопреставление. Толпы народу на улицах, очереди в магазинах.

— В Кингсферри? Не думаю. И потом, я привык покупать подарки на Риджент-стрит или на Пятой авеню в самый канун Рождества. Мне нравится шум и суета. Отовсюду оглушительно несется по радио что-нибудь вроде: «Укрась свой дом гирляндами из хвои». Кайф!

Кэрри засмеялась.

— В дурном сне не приснится! Но я вас понимаю. В конце концов, у вас такой опыт, что главная улица Кингсферри вам нипочем. Вы смело проложите себе путь в толпе.

— Вы так и не сказали, что подарить Люси.

— А что если маленькие золотые кнопки для ушей? Красивые, но не слишком экстравагантные. На тот случай, если ей надоест носить свои колечки.

— Это подарок Рори. Думаю, она не захочет их снимать.

— И все же ей будет приятно, если вы ей подарите еще одни.

— Хорошо, я подумаю.

Они помолчали. Им было спокойно и приятно друг с другом. По улице проехал автомобиль, где-то надрывно кричала серебристая чайка. Сэм взял пакетик с арахисом, аккуратно и ловко его открыл, отсыпал в ладонь немного орешков и протянул Кэрри.

— Вообще-то, я не люблю арахис, — сказала она.

Он съел пару орешков и бросил пакетик на стол.

— Понимаю Люси. Как-то на днях я подумал, что Усадьба, как корабль, на котором мы чудесным образом уплыли от волнений и тягот привычной жизни. Ловлю себя на постыдной мысли, что мог бы с большим удовольствием неделями плестись на первой передаче, никуда не стремясь и чувствуя себя вполне счастливым.

— По-моему, для вас все это — пустая трата времени.

Он нахмурился:

— Трата времени?

— Зачем вы приехали в Криган? Посмотреть дом Хьюи Маклеллана и, может быть, купить его. Но ничего не вышло. Вас постигла неудача. Теперь вам придется искать другое жилье.

— Это самая пустяшная из моих проблем.

— А я на части разрываюсь. С одной стороны, я была бы рада, если бы в Усадьбе поселился мистер Ховард, директор фабрики. Это достойное жилище для человека, занимающего в обществе высокое положение. С другой стороны, для Оскара и Элфриды Усадьба — это дом, который они так счастливо обрели на закате жизни.

— Для Элфриды это еще не закат. Скорее, зенит. И все, как и в большинстве случаев, сводится к больному вопросу — наличным деньгам. Неудача? Может быть, но никак не пустая трата времени. Ничего подобного.

Кэрри взяла стакан с огненным живительным напитком и сделала еще один большой глоток. Поставив стакан на изрезанный ножом деревянный стол, она подняла глаза на Сэма. Никак не пустая трата времени. Произошло что-то непонятное, ей вдруг показалось, что она только сейчас по-настоящему узнала этого человека, и тут же обреченно поняла — слишком поздно, он должен уезжать, все кончено, и, наверное, она никогда его больше не увидит.

Может быть, под действием виски или тепла камина, но Кэрри вдруг охватило какое-то пугающее волнение и вместе с тем неуверенность. Ей вдруг представилась картина: некая жестоко искалеченная жертва несчастного случая, лежащая на больничной койке и опутанная множеством трубок и проводов; вокруг сидят родные и близкие, кто-то держит ее за руку, кто-то, вопреки очевидному, говорит о проблесках сознания и других обнадеживающих признаках. И вдруг чудо. Веки дрогнули, глаза открылись. Жизнь возвращается.

Вчера, в Корридэйле, когда она не выдержала, сорвалась, а потом горько заплакала, Сэм обнял ее и не отпускал, пока слезы не высохли. Тогда она не чувствовала к нему ни нежности, ни волнения от его близости, только сдержанную благодарность и стыд оттого, что так глупо себя вела.

А сейчас… Наверное, началось возвращение к жизни. Холодность, которая была ее единственной защитой, растоплена. Ей хотелось снова любить. Быть любимой…

129