В канун Рождества - Страница 140

140

— Послушай, Люси, — Кэрри положила руку на одеяло, желая утешить племянницу, но та дернула плечом и сбросила руку.

— Уходи. Оставь меня в покое, — прорыдала Люси, задыхаясь от слез. И слезы эти были желчные, полные горечи и разочарования. Кэрри ее понимала, но не могла оставить в одиночестве.

— По правде говоря, я считаю, что маме не надо было так поступать и, тем более, сообщать об этом по телефону. Ясно было, что ты не придешь в восторг.

Люси откинула одеяло и повернулась к Кэрри. Мокрое лицо ее распухло от слез, а волосы, которые она так тщательно уложила в прическу, повисли сосульками. От горя и гнева она подурнела, и Кэрри вдруг поняла, что гнев девочки направлен не только против матери, но и против нее самой, потому что она тоже взрослая, а никому из взрослых верить нельзя.

— Ты тоже на ее стороне! — выкрикнула Люси. — Она ведь твоя сестра. А я ее ненавижу. Ненавижу за все, что она сделала, за то, что я никогда ничего для нее не значила. А сейчас — тем более. Не хочу уезжать в Америку. Не хочу жить во Флориде, Кливленде и где бы то ни было. Я ненавижу Рэндала Фишера, я не желаю о них говорить, оставь меня в покое! Убирайся!

Люси рывком отодвинулась от Кэрри как можно дальше, натянула одеяло на голову, зарылась лицом в промокшую от слез подушку и снова безутешно зарыдала.

— Все Кеннеди остались с нами поужинать, — нерешительно начала Кэрри.

— А мне какое дело, — еле слышно раздалось из-под одеяла.

— Я могу принести тебе ужин сюда.

— Мне ничего от вас не надо. Я хочу только, чтобы ты ушла!

Кэрри встала, понимая, что настаивать бесполезно. Она вышла и снова плотно закрыла дверь. Что же теперь делать? Она была потрясена и растеряна. Стоя на лестничной площадке, Кэрри прислушалась к голосам в гостиной. Раздался взрыв смеха. Она спустилась вниз, и тут в третий раз за вечер зазвонил телефон.

Хуже не придумаешь. Она подняла трубку.

— Алло?

— Кэрри! Это Кэрри?

— Никола?

— Да, это снова я. — Голос у Николы был пронзительный и негодующий. — Звоню уже десять минут. Не могу прорваться! Люси бросила трубку, а я ей говорила…

— Я знаю, что ты ей сказала.

— Но она швырнула трубку! Посреди разговора! Ступай и приведи ее сейчас же. Она не смеет так вести себя со мной.

— А я полагаю, что она совершенно права. Она думала, что ты звонишь, чтобы поздравить ее с наступающим Рождеством, а ты огорошила ее новостью о своем замужестве. Почему ты решила, что она придет от этого сообщения в щенячий восторг?

— Она должна радоваться! У нее теперь есть прекрасный новый папа и чудесный дом. И если бы она сразу улетела со мной тогда из Лондона, то сама бы уже во всем убедилась. Почему все мои поступки она встречает в штыки? Я же все для нее делала и делаю! Не пора ли ей подумать о благе других людей? Почему она не рада за меня? Наконец-то…

— Никола…

— И мать туда же! Ей, видишь ли, не нравится, что я немного задержусь в Америке, продлю свой медовый месяц.

— Никола, я тебя не осуждаю. Я радуюсь за тебя, правда. Но у тебя есть дочь, с которой надо считаться, ведь она уже не ребенок. Вряд ли можно ожидать от нее безумного восторга, ведь вся ее жизнь отныне пойдет кувырком.

— Я даже слушать об этом не желаю. Понятия не имею, из-за чего столько шума. Ступай и приведи ее!

— Нет, не хочу и не могу. Она у себя в комнате, забралась под одеяло и рыдает так, словно у нее сейчас разорвется сердце. Я пыталась ее успокоить, но она даже разговаривать со мной не желает, так расстроена. Поговорим лучше о другом. После Нового года мы возвращаемся в Лондон, и Люси начнет учиться. Кто будет о ней заботиться? Мама хочет остаться в Борнмуте.

— Но неужели ты не сможешь сделать для меня такой малости?

— У меня нет своего дома в Лондоне.

— Ты можешь жить в квартире матери и присматривать за Люси.

— Никола, меня ждет в Лондоне новая работа.

— Вот-вот. Все дело, конечно, в твоей карьере. В твоей замечательной карьере. Она для тебя всегда была важнее, чем кто-либо из нас. А я-то надеялась, что впервые в жизни…

— Я тоже надеялась, что раз в жизни ты подумаешь о других, а не о себе, любимой.

— Как ты можешь так говорить! Впервые после того, как Майлс меня оставил, я подумала о самой себе. Рэндал, по крайней мере, ценит меня. В моей жизни наконец появился человек, который оценил меня по достоинству!

Кэрри вспылила.

— Прекрати!

— Не смей на меня кричать! — взвизгнула Никола в праведном негодовании, и Кэрри смягчилась:

— Никола, послушай меня, извини. Так мы ни о чем не договоримся. У меня есть твой номер телефона во Флориде. Я попытаюсь что-нибудь предпринять и свяжусь с тобой.

— Скажи Люси, чтобы она мне позвонила.

— Не думаю, что из этого что-то выйдет. Постарайся не требовать от нее слишком многого. А я попробую найти какой-нибудь выход.

Наконец Никола ворчливо согласилась:

— Хорошо.

— Счастливого Рождества.

Никола, не почувствовав иронии в голосе сестры, пробормотала «тебе тоже» и отключилась.

А Кэрри ужасно захотелось, чтобы все было, как вчера. Ей хотелось снова очутиться в пустом здании заброшенной фабрики вдвоем с Сэмом Ховардом, бродить с ним по цехам, где так гулко отзывается эхо, подниматься вслед за его высокой фигурой по лестницам на крышу. Ей снова захотелось побыть с ним в «Герцогском гербе», посидеть у жаркого огня за стаканчиком горячительного, и чтобы опять в углу торчали те два старика, и негромко бубнил телевизор на стойке у бармена. И не надо было бы думать ни о ком, а только о себе и человеке напротив, который говорил об их сложном, неопределенном будущем.

140