В канун Рождества - Страница 30

— Да благословит тебя Бог, мой мальчик.

— А ты не хочешь выпить, Джэни?

— Мой стакан вина на кухне. Кстати, Нил, открой нам бутылочку к обеду.

— Конечно. Извините. Мне нужно было об этом пораньше позаботиться. Простите меня, Хьюи, я отлучусь на минуту. Располагайтесь поудобнее, а Сэм составит вам компанию.

Хозяева вышли и закрыли за собой дверь, а Хьюи с комфортом уселся в уголок дивана, так, чтобы стакан и пепельница были под рукой, и откинулся на мягкие подушки.

— Очаровательный у них дом. Я еще не бывал здесь. В последний мой приезд они жили в Фулэме. Я знаю Джэни с детства. Ее родители — мои старые друзья.

— Она рассказывала. Вы, очевидно, сейчас с Барбадоса?

— Да. У меня дом в Спайтс-тауне. Время от времени наезжаю в Лондон тряхнуть стариной, посоветоваться с биржевым маклером, подстричься у своего парикмахера и побывать у портного. Печально, что друзья мало-помалу уходят. Каждый раз узнаю, что какой-нибудь старый греховодник откинул копыта. Да, печально. Но все мы стареем, такова жизнь.

Он погасил сигарету, сделал большой глоток и нацелился оценивающим взглядом в Сэма.

— А вы приехали в отпуск, на праздники?

— Можно и так сказать, но всего на несколько дней.

— Чем занимаетесь?

— Продаю шерстяные ткани. — Сэму не хотелось рассказывать о себе, и он спросил: — А вы давно живете на Барбадосе?

— Лет тридцать. Из них пятнадцать владел клубом на побережье, но завязал, чтобы окончательно не спиться. А до этого жил в Шотландии, там у меня был большой дом. Его всучил мне отец, чтобы не платить налоги на наследство.

Сэм заинтересовался:

— А что это за дом?

— О, большущая усадьба. Фермы, земельные угодья и все такое прочее. Викторианский громоздкий дом. Там и поохотиться есть где, и хорошая рыбалка.

— И вы жили в усадьбе постоянно?

— Пытался, старина, но зимы на той широте нешуточные. Чтобы оценить по достоинству жизнь в такой глуши, нужно быть немного отсталым человеком и любить прошлое. Все это подходило для наших бабушек и дедушек с большим штатом слуг, кухарками и домоправительницами, работающими от зари до зари за невероятно низкое жалованье. А когда я туда переехал, то, чтобы просто обогреть дом, надо было потрудиться. Не говоря уже о том, — он вздернул бровь и хитро улыбнулся, — не говоря о том, что мы там не скучали. Моя первая жена обожала принимать гостей. Еды в Корридэйле готовили — на целую армию хватило бы, а напитков — на армию алкоголиков. Незабвенные денечки.

Вспоминая это, очевидно, счастливейшее время, Хьюи теребил галстук, поглаживая его и пропуская через пальцы.

— Разумеется, это не могло продолжаться долго. Элейн сбежала с брокером по продаже бытовой техники, и смысла тянуть эту лямку уже не было. Тем более что половина прислуги уволилась, а банковский менеджер стал выказывать недовольство…

Сэм слушал Хьюи со смешанным чувством раздражения и жалости. Перед ним был человек, которому преподнесли сокровище на серебряной тарелочке, а он большую его часть пустил по ветру. Симпатии это не вызывало, но за бравадой Хьюи ощущалась печаль.

— …Так что я продал усадьбу, и дело с концом. И уехал на Барбадос.

— Продали? Со всеми потрохами?

— Ну, не совсем. Недвижимое имущество частично перешло другим владельцам. Ферму выкупил долгосрочный арендатор, один-два коттеджа получили верные старые слуги, которые в них жили. А остальное — дом, конюшни, землю — я продал тресту, который владел деревенскими гостиницами. Да вы знаете, для тех, кто любит порыбачить и подстрелить фазана или перепелку.

Он допил джин и задумчиво уставился на пустой стакан.

— Налить вам еще? — спросил Сэм.

Лицо у Хьюи опять просветлело.

— Замечательная мысль. Только тоника поменьше.

Сэм взял у него из рук стакан, а Хьюи снова достал портсигар.

Наливая джин, Сэм осведомился:

— Вы долго пробудете в Лондоне?

— Хотелось бы не задерживаться. Я прилетел сюда четыре дня назад. И улетаю в среду. Нацелился в Ниццу. Там у меня есть старая приятельница, Моди Пибоди, случайно не знаете ее? С Моди я познакомился в начале моей барбадосской жизни. Американка. Богата как Крез. Живет в божественной вилле на холмах над Каннами. Проведу с ней Рождество и Новый год. А потом обратно на Барбадос.

Сэм снова сел в свое кресло у камина.

— У вас все спланировано.

— Да, стараюсь смотреть вперед. Я сейчас один, сам веду хозяйство. В матримониальном плане не повезло. И это обошлось мне очень дорого. Все бывшие жены хотят завладеть куском пирога. Вернее — тем, что от него осталось!

— А дети у вас есть?

— Нет. Еще студентом, в Итоне, переболел свинкой, и это сказалось на способности к воспроизведению рода. Чертовски этого стыжусь. Неплохо, если бы сейчас обо мне заботились ребятишки. Честно говоря, родственников у меня вообще маловато. Еще жив отец, но мы лишь разговариваем иногда, и только. Он рвал и метал, когда я продал усадьбу, но никак не мог этому помешать. Есть еще двоюродный брат, скучнейший тип. Живет в Гэмпшире. Пытался дозвониться до него, но телефон не отвечает.

— А где живет ваш отец?

— Недалеко от Альберт-холла, в одиночестве и комфорте. Я еще не встречался с ним, откладываю это на потом. Может, загляну на обратном пути из Франции. С визитом вежливости. Нам почти не о чем разговаривать.

Сэм почувствовал облегчение, когда к ним снова присоединились хозяева. Джэни, очевидно, уже закончила с готовкой и сняла фартук. Сияя от радости, она сразу же направилась к Сэму и, обняв его за шею, звучно чмокнула в щеку.