В канун Рождества - Страница 65

Вложив письма в конверты и надписав их, Оскар наклеил марки. Оставалось только отправить.

Питер сегодня дома.

Что ж, время настало.

Оскар вышел из комнаты и направился на площадку лестницы, к телефону. Найдя справочник, он отыскал нужный номер, затвердил его в уме и нажал кнопки. Трубку сняли после первого же гудка.

— Дом священника в Кригане, — раздался знакомый теплый голос. — Питер Кеннеди слушает.

В половине шестого Оскар, тепло одевшись, в твидовой шляпе, вышел из дома и направился по крутой дорожке на холм. Элфрида и Табита еще не вернулись, и он оставил свет в прихожей и записку для Элфриды на кухонном столе: «Вышел прогуляться. Вернусь не поздно». Горацио он с собой не взял, исполнив, однако, свой долг, выведя собаку на прогулку и покормив галетами и фрикасе из ягнячьих сердец. Фрикасе для Горацио было лучшим угощением в мире. Он с жадностью проглотил содержимое миски и залег в свою корзину.

Оскар шагал между высокими садовыми стенами, за которыми росли деревья. Было уже очень темно, но ветер унялся и дождь превратился в изморось. В конце переулка, где начинался крутой подъем, Оскар приостановился, набрал в легкие воздуха и продолжил путь по тропинке к холму. Городок лежал внизу: его сады, крыши, линии улиц, прочерченные фонарями. На церковной башне часовой циферблат сиял, как полная луна.

Немного дальше — глаза Оскара уже привыкли к темноте — он разглядел дальний берег, простирающийся в море, как рука, держащая в пальцах мигающий огонек маяка. Звезд не было.

Тропинка вывела его на широкую дорогу, застроенную каменными особняками в викторианском стиле, с большими садами. Первым был дом священника. Оскар запомнил его местоположение еще шестьдесят лет назад, бабушка иногда приводила его сюда выпить чаю и поиграть с детьми. Он помнил и дом, и семью священника, здесь обитавшую тогда, но забыл имена детей.

Над дверью горел свет. Оскар открыл калитку, закрыл ее за собой и пошел по дорожке. Под ногами скрипел гравий. Входная дверь была выкрашена в ярко-голубой цвет. Оскар нажал кнопку звонка.

Внезапно его пробрала дрожь. Наверное, от холода и сырости, подумал он. Слышно было, как открылась другая, внутренняя дверь, а затем распахнулась ярко-голубая входная, и Оскара ослепил свет. На пороге стоял Питер Кеннеди, приветливо, тепло улыбающийся. На нем был толстый свитер «поло» и потертые вельветовые брюки. Вид у него был приятно домашний.

— Оскар! Входите! — И он взглянул через плечо Оскара в сад. — Вы не на машине?

— Нет, пешком.

— Вы храбрый человек.

Оскар вошел в холл. Турецкий ковер, вешалка из темного дуба, старинный сундук, на котором лежит аккуратная пачка церковно-приходских журналов. На столбик лестничного марша нахлобучено кепи для верховой езды, около ступенек — пара футбольных бутсов. Тут же — стопка выстиранного белья, оставленного в надежде, что кто-то услужливо отнесет его наверх…

— Снимайте пальто. Детей нет дома, так что он весь в нашем распоряжении. У меня в кабинете затоплен камин. Я полдня там провел — писал давно обещанную статью для «Сазерленд таймс».

Оскар снял перчатки, куртку и шляпу, и Питер Кеннеди положил их на старинное кресло.

— Давайте пройдем туда.

И Питер направился в кабинет, комнату с закругленным вверху окном, центральную по фасаду. Наверное, когда-то она служила столовой. Тяжелые шторы были задернуты, горели три лампы: одна на огромном, заваленном бумагами письменном столе и две — по обе стороны камина, у которого стояли два старинных кожаных кресла. На стенах висели книжные полки, и после пустой Усадьбы, в которой гуляли сквозняки, здесь возникало ощущение спасительного тесноватого полумрака и тепла. Как если бы ты снова оказался в материнской утробе.

А кроме того, здесь чудесно пахло мхом. Запах исходил от аккуратно сложенных брикетов торфа. И он сказал:

— Торфяной огонь. Давно забыл этот запах. Только здесь, в Кригане, выводя собаку по вечерам, я иногда ощущаю его. Надо раздобыть себе торф.

— Мне очень повезло. У одного из моих прихожан есть торфяной участок, и он постоянно меня снабжает. А теперь идите сюда, усаживайтесь поудобнее. Не хотите ли чашечку кофе?

Оскар ответил не сразу, и Питер взглянул на свои наручные часы.

— Без четверти шесть. Мы успеем опрокинуть по стаканчику лафрога. Я его держу в доме исключительно для особых случаев.

Ячменный виски. По-шотландски — лафрог. Устоять было невозможно.

— Сейчас я бы предпочел его всему остальному, — признался Оскар.

— Так я и думал, поэтому все приготовил.

Оскар посмотрел на стол. Рядом с компьютером, стопкой книг, довольно беспорядочным нагромождением бумаг и телефоном стоял маленький чистенький поднос с бутылкой лафрога, двумя бокалами и кувшином воды. Какой уж тут кофе! Оскар был тронут.

— Девушки наши еще не вернулись?

— Нет.

Оскар опустился в одно из кресел. Оно оказалось удивительно мягким и удобным. Вверху, посреди каминной полки, стояли часы, наподобие тех, что дарят уходящим на покой священникам или учителям после сорока лет беспорочной службы. У часов было мягкое, четкое и приятное тиканье, как у тщательно заведенного метронома.

— Они после покупок собирались угоститься чайком.

— Ну разумеется. Надеюсь, они останутся довольны.

Питер наполнил бокалы, подал один Оскару и устроился напротив.

— Слэнте!

— Доброго здоровья!

Лафрог был как нектар, чистый, чудесный, обжигающий.

Питер продолжал.

— В Бакли сейчас не слишком весело. Большая часть рабочих не у дел. Ткацкая фабрика остановилась, а для тамошних искусных ткачей и вязальщиков найти другую работу сложно.